С базовыми советами для начинающего арт-инвестора по относительно сложным вопросам, будем считать, закончили. Рекомендации, приведенные в первой и второй части статьи, касались вопросов проявления бдительности при определении подлинности вещей, критериев отбора работ для инвестиционного собрания, возможных нюансов, а также способов определения примерной рыночной стоимости произведений. Однако, как часто бывает, за бортом серьезного обсуждения остались простые вопросы, которые после всех этих ценных периодов, провенансов и техник вроде и задавать-то неловко: выдадут с головой.

Но, очаровательные в своей наивности, они лишь кажутся совсем простыми. Как часто бывает с детскими вопросами, они слишком многогранны для однозначных «да» или «нет». Но сколь ни трудно отсекать лишнее и подбирать правильные аналогии, отвечать на них все равно нужно.

«Детские» вопросы, замыкающие трилогию советов D для начинающих инвесторов, — не вымысел. Они запомнились из бесед с людьми, пытающимися быстро, порой особо не вникая, сориентироваться, что к чему, или же, наоборот, старающимися подойти к покупкам основательно.

В какое искусство лучше инвестировать: в русское или зарубежное?

Упрощая ситуацию, ответ можно сформулировать так: в России сейчас удобнее инвестировать в русское искусство. Причин тому множество.

Русская художественная школа исторически имеет высокий уровень. Это область, в которой России есть чем гордиться в мировом масштабе. Достаточно вспомнить, к примеру, Кандинского и Малевича — русских новаторов, перевернувших представление о горизонтах живописи. И конечно, сильных художников национального значения тоже есть по меньшей мере сотня. Любовь к русскому искусству в стране прививалась десятилетиями. Школьников водили на экскурсии в художественные музеи, активно печатались репродукции в «Работнице», «Огоньке» и «Семье и школе», по телевидению шли и продолжают идти тематические научно-популярные программы, причем весьма интересные. Выпускалось и сегодня выходит много соответствующей литературы. Доступны, что немаловажно, эксперты. Собирать русское искусство нашим соотечественникам более интересно. Оно близко по восприятию, по сюжетам, по историческим нюансам, по атмосфере. Это важно. Многое ли скажет иностранцу березовая роща или пшеничное поле? А многое ли скажет русскому пейзаж с гондолой на венецианском канале?

Кроме эмоций, есть, конечно, и экономический аспект. Бóльшая часть отечественных коллекционеров собирает именно русское искусство — значит, при прочих равных условиях, работу отечественного художника можно будет продать быстрее и на относительно более выгодных условиях. И еще: при высоком качестве произведения русского искусства в разы дешевле, чем сопоставимые по уровню мировые образцы.

Но это опять же вопрос удобства, а не «лучше-хуже». Если интереснее западное искусство, будь то брит-арт или импрессионисты, то серьезных препятствий для работы с ним тоже нет — если не особо брать в расчет тот факт, что реализовать инвестиционный потенциал таких вещей за рубежом будет, наверное, проще, чем в России, за счет более развитой рыночной инфраструктуры и большего числа коллекционеров. Интересно отметить, что в последнее время в России растет спрос на работы зарубежных художников мирового значения, на первые имена класса Пикассо, Модильяни, Ренуара и др. Растет интерес к творчеству состоявшихся западных современных художников. Вероятно, новое поколение коллекционеров ищет свою тему и может позволить себе ориентироваться на миллионные бюджеты.

Замечено, что довольно часто эстимейт в аукционном каталоге указан, например, 20–30 тысяч долларов, а фактически вещь продается за 100 тысяч долларов. Зачем тогда приводят эстимейт, и стоит ли на него ориентироваться?

Эстимейт — это условный ценовой ориентир, неформальная оценка экспертов аукционного дома, по сути, авторитетное размышление на тему, сколько должна или может примерно стоить сегодня подобная вещь. То есть это отнюдь не обязательство продавца совершить сделку в обозначенном диапазоне и даже не фиксация резервной цены (о ней мы поговорим ниже).

Для художников устоявшегося значения, чьи картины в большом количестве находятся в рыночном
обороте и рынок их не сотрясается от бума, аукционные цены часто остаются в границах эстимейта. Экспертам в этом случае удается довольно точно предсказать фактический рыночный диапазон, а для покупателей это полезная и удобная информация. А вот для бурно растущих направлений эстимейт порой вырождается до бессмыслицы. Летом 2005 года прошел особо запоминающийся в этом отношении французский аукцион BLM, посвященный творчеству Мстислава Добужинского. На тех торгах работы, оцененные в 3–4 тысячи евро, уходили за 80–100 тысяч евро, причем 20–25-кратное превышение эстимейта носило массовый характер. В последние несколько лет на «русских торгах» 3–5-кратное превышение итоговыми ценами
эстимейтов если не норма, то совершенно рядовой случай. После очередных удачных торгов эстимейты корректируются в бóльшую сторону, но все равно часто «не успевают» за новым витком цен.

Какую же пользу можно извлечь из знания эстимейта? Косвенно нижняя граница оценочного диапазона позволяет предположить, например, резервную цену — минимально возможную для продавца. Присутствующие в зале покупатели резервную цену не знают, она не публичная и фиксируется в договоре между продавцом и аукционным домом. Но покупатели уровень резерва могут примерно предположить. Так, например, если заявлен эстимейт 100–120 тысяч долларов, то можно предположить, что граница резерва установлена приблизительно на 80 тысячах долларов. Это не правило, конечно, а догадка, эмпирическая формула «на 20% ниже». Фактически резерв может быть и 99 тысяч — в зале и за экранами компьютеров об этом не знают. Но, допустим, эмпирическая формула сработала. Это значит, что если есть желание попробовать купить вещь за минимальную цену, то стоит разместить заочную заявку (например, на сайте) с предложением 85 тысяч долларов. А делать ставку в размере 50 тысяч долларов, скорее всего, бессмысленно. Цена такой заявки вряд ли достигнет резерва — на это и намекает эстимейт.

Что выгоднее покупать: современное искусство или антиквариат?

Понятно, что обычно в таких случаях под современным подразумевается искусство наших дней, а под антиквариатом — то, что старше 50 лет, то есть созданное примерно до второй половины XX века. Отбросив некоторые нюансы, вопрос можно переформулировать. В каких художников выгоднее вкладывать: в состоявшихся или молодых, малоизвестных, подающих надежды? Оперируя этими понятиями, имеет смысл порассуждать.

Инвестиции в антикварную живопись (как теперь и в модернистскую послевоенную) уже достаточно хорошо предсказуемы. И в этом их преимущество. На стороне собирателя антикварной инвестиционной коллекции — статистика продаж, история аукционных цен, литература, каталоги-резоне, выставки, экспозиции музеев. Значение состоявшегося художника для истории живописи уже определено, его творчество изучено, особо ценные удачные периоды отмечены, новаторство получило свою оценку. Свои риски есть, конечно, и здесь. Можно «не угадать» с подлинностью, можно сильно переплатить или совершить ошибку в оценке инвестиционного потенциала, много чего бывает. Но риск вложиться в «пустышку» практически отсутствует. Акценты в творчестве состоявшегося «антикварного» художника уже надежно расставлены. Причем требуемой объективности можно добиться нередко лишь с высоты прошедших десятилетий, а здесь это условие соблюдается.

Напротив, современный, подающий надежды художник — это зачастую темная лошадка. Cудьба его работ — лотерея. Порой отличить новаторство от заимствования или технического изыска под силу только специалисту, отлично владеющему историей искусства. С ценами на работы актуальных художников тоже непонятно: сколько они должны стоить, почему именно столько, кому и за какую цену их можно потом продать? К тому же жизнь показывает, что для вхождения в историю искусства одного таланта мало. Необходимо еще и фантастически благоприятное стечение обстоятельств, коим в определенной степи можно считать, например, внимание галеристов уровня Чарльза Саатчи и Лари Гагосяна. Изучать современное искусство, понимать его, приобретать его — это, бесспорно, увлекательно. Но относится скорее к разряду владения даром визионерства, покупок ради удовольствия, для себя, но не ради инвестиций, для которых требуется предсказуемость.

Начинающего инвестора наверняка посещала мысль о самом выгодном варианте инвестирования: чем вкладывать десятки и сотни тысяч в первые имена, проще найти начинающих перспективных художников, купить их картины и дождаться, пока они станут известными. Вспоминаются, конечно, холсты неприкаянного Амедео Модильяни, которые сегодня стоят и по 40 миллионов долларов, и работы Нико Пиросмани, которыми забивали щели в дырявых трактирных стенах, и картоны супрематистов, которыми выстилали полы в госучреждениях. Когда-то их авторы или работали в прямом смысле за кусок хлеба, или выменивали свои «непонятные» публике картины на еду.

Еще ближе к нам по времени шестидесятники, отдельные работы которых в советское время приобретались за шапку сухарей, а сейчас стоят больше 100 тысяч долларов. Почему не попытаться сегодня отыскать такие же неприкаянные таланты? Многие и пытаются. Проблема лишь в том, что вероятность ошибки значительно превышает вероятность выигрыша в эту художественную лотерею. А розыгрыш с объявлением
выигрышных номеров состоится лишь через несколько десятков лет.

В ответе на этот совсем не детский вопрос необходимо сделать еще несколько уточнений. В актуальном современном искусстве тоже формируются свои первые имена, и нередко они работают при содействии авторитетных кураторов и опытных галеристов. Но и цены на работы этих художников подчас сопоставимы с «антикварными». Почему же тогда покупают их?

Современное искусство привлекает тем, что созвучно сегодняшнему темпу жизни, новому укладу, философии, ценностям. Нередко оно агрессивно, провокационно, чрезмерно эмоционально — на грани эпатажа. Словом, позволяет новому владельцу чувствовать себя в своей тарелке и удивлять окружающих. Коллекционирование современного искусства позволяет покупателям пообщаться с самим художником, расспросить его о заложенных смыслах. Это тоже важно — с Модильяни-то словом уже не перекинешься. Наконец, за подлинность современной вещи можно уж точно быть абсолютно спокойным. Плюсов множество. И это увлечение может даже обернуться баснословно удачным вложением денег — как, например, для тех, кто покупал произведения тогда еще только подающих надежды Дэмьена Херста в 1990-х годах или Жана-Мишеля Баскии в 1980-х. (Хотя эти примеры скорее из разряда чудес, приправленных фантастическим визионерством.)

Возвращаясь от везения к расчету, заметим, что поскольку уровень рыночной неопределенности чрезвычайно высок, то считать такие покупки инвестированием все же вряд ли возможно. Это для нас и сейчас известные современные художники модны и актуальны, а будут ли они столь же интересны через 15-20 лет — еще вопрос.

Работы каких художников нужно купить, чтобы сделать из десяти тысяч пятнадцать за год?

Это еще мягко сказано. Часто бывает формулировка вовсе без обиняков: сам не разбираюсь, не важно, что конкретно покупать, главное — вложиться в расчете на хорошую прибыль. Пусть не 200 процентов, а хотя бы 50, или, лучше, 100 в год. Вы тут подберите что-нибудь сами…

Такой формат беседы вряд ли встретит понимание в какой-либо галерее.

Галерея, конечно, не музей, а место, где произведения искусства продаются и покупаются за деньги. И инвестиционную мотивацию покупателя здесь хорошо понимают — стесняться нечего. Но вот финансовые условия ставить не принято: покупатель для них не кредитор, а галерея — не заемщик. Более того, дефицитным ресурсом на этом рынке являются качественные произведения, а отнюдь не деньги. Это просто для понимания. Будь все предельно просто — очередь в галереи стояла бы, как в какую-нибудь финансовую пирамиду.

Задача галереи — постараться подобрать нужную вещь под пожелания клиента, проследить, чтобы с ней было все нормально, заработать на ней деньги в момент продажи, а через некоторое время перепродать эту вещь по поручению клиента и снова заработать свою комиссию. За это клиент вправе иногда рассчитывать на добрый совет, но не требовать финансовых гарантий.

Общий ответ на этот вопрос: вместо клиента решение о покупке никто не примет, а сопутствующие инвестиционные риски понесет покупатель. Остаются, конечно, варианты с услугами частного консультанта, но тогда роль инвестора сводится к выполнению малопочтенной функции денежного мешка при грамотном человеке. Да и консультант тоже не возьмет на себя роль гаранта доходности 50 процентов годовых. Так что единственный достойный вариант — научиться разбираться самому: читать, спрашивать, изучать интересующую тему, посещать выставки и выбирать свое направление. А среди особенно быстрорастущих направлений, привлекательных для инвестиций в наши дни, можно отметить живопись и графику представителей неофициального искусства 1960-х — 1980-х годов и работы художников «русского зарубежья». К ним-то и стоит присмотреться в первую очередь.

К вопросу о том, где покупать? В Москве есть несколько локальных аукционов, на которые довольно редко попадают шедевры. Основная же масса сделок заключается на галерейном рынке. Если нет рекомендаций, то более интенсивный способ, чем посещение галерей по интересующему профилю, посоветовать сложно. При оценке уровня галерей важно учитывать не столько антураж, сколько интеллектуальный потенциал: какие выставки проводили, в работе над какими монографиями и каталогами участвовали, какие награды профессионального сообщества получали. Приезжать, смотреть экспозицию, сравнивать цены, задавать вопросы консультантам галереи, обозначать направление своего интереса. И постепенно покупать. Тогда со временем наработается репутация и правильные вещи начнут «искать» вас как коллекционера сами.