|
Принадлежность художников к неформальному кругу «Голубой розы» предопределила их участие в единственной одноименной выставке, организованной меценатом (и немного художником) Николаем Рябушинским в 1907 году. Название, намекающее на «Голубой цветок» Новалиса, было призвано отразить объединяющую идею — возрождение традиций романтизма и символизма в богатой гамме возможностей их реализации. Что же за люди собрались в «Голубой розе»? Это сегодня фамилии Судейкин, Уткин, Крымов, Сапунов, Фонвизин, Сарьян не нуждаются в представлении. А тогда это была просто группа очень молодых, а потому в общем-то мало известных художников, большей частью выпускников «периферийного» Московского училища живописи, ваяния и зодчества. Жизнь показала, что почти все они не изобретали модных в то время «измов», не декларировали ничего радикального… Но их нельзя упрекнуть в отсутствии новаторства и вклада в развитие живописного метода; многие оставили после себя собственные школы, что служит одним из действительно объективных критериев вклада художника в искусство. За редким исключением все они были в первую очередь живописцами, а не графиками, даже когда обращались к формально графическим техникам — акварели, гуаши. Декоративная манера голуборозовцев, их умение обращаться с цветом оставили значительный след в истории театра, который в то время служил надежным пристанищем таланту ярких художников. Что это было за время? 1907 год — это уже совсем не 1904-й, когда художники почти в том же составе собрались на саратовской выставке «Алая роза», прошедшей при участии их почитаемых творческих наставников — Врубеля и Борисова-Мусатова. Страна уже пожинала плоды первой русской революции, в воздухе веяло угрозой, в обществе — неуверенность, ожидание перемен и трепет перед их неотвратимостью. В похожих условиях реакцией немецких художников на новую реальность стал экспрессионистский «взрыв»: что чувствовали, то и рисовали. Напротив, русские художники из круга «Голубой розы» нашли свой, особый, обратно симметричный ответ на новую реальность — уход от ужасов действительности в символы идеального покоя, сублимации в идеалистических сказочных сюжетах и мирах безмятежности. Если бы историку пришлось воссоздавать атмосферу жизни того периода по изобразительному ряду выставки «Голубая роза», то он, вероятно, пришел бы к выводу, что страна не революционеров ловила, а цветы сажала. Но в этой сентиментальности и декоративности, вероятно, и состоит секрет притягательности творчества русских символистов: нормальные люди предпочитают жить в мире, где сажают цветы, а не взрывают бомбы и то и дело кого-то сбрасывают с парохода истории. Неудивительно, что таинственная и в чем-то неестественная романтика и символизм Серебряного века давно уже привлекают внимание коллекционеров. На закате эпохи увлечения модернизмом всем хочется тихого спокойного «русского импрессионизма». И есть мнение, что тоньше всего это настроение можно почувствовать именно в творчестве художников «Голубой розы». Забегая вперед, скажу, что после революции 1917 года судьба художников круга «Голубой розы» сложилась по-разному. Николай Николаевич Сапунов, считающийся, наряду с Судейкиным и Уткиным, чуть ли не наиболее значительным художником группы, до Октября просто не дожил: в 1912 году в возрасте 32 лет утонул во время лодочной прогулки под Петербургом. Сергей Юрьевич Судейкин, сын жандарма, убитого народовольцами, не принял революцию и выбрал маршрут Батум — Марсель — Париж — Нью-Йорк. Похожим разумным образом поступил и Николай Милиоти. Его брат, Василий, остался в России, и его творчество наряду с работами Артура Фонвизина относят к «тихому искусству» — вне канона соцреализма со всем вытекающими жизненными обстоятельствами. Мартирос Сарьян, не в пример вышеперечисленным коллегам, встал на путь тесного сотрудничества с советской властью, при которой сделал головокружительную карьеру. Ростовский армянин закончил жизнь в возрасте 92 лет, героем соцтруда и в статусе едва ли не крупнейшего мастера армянской живописи XX века. Свое место в новой системе нашли и Николай Крымов, и Павел Кузнецов («Сортировка хлопка», 1931, Третьяковская галерея). В таком контексте может показаться, что за официальное признание художники расплатились тиражированием «заряженного» соцреалистического материала. Что будет не совсем верно. В уклончивых искусствоведческих комментариях можно прочитать, что этим художникам просто удалось пронести свою живописную манеру, не вступая в конфликт с господствующей творческой идеологией. Ничего им за это не было. А пейзаж — он и при коммунистах остается пейзажем. Перечисленные подробности — это больше, чем биографические нюансы: они позволяют косвенно судить о доступности работ перечисленных художников на рынке. Французско-американская карьера Судейкина, связанная с многочисленными декораторскими проектами для театров, позволила значительной части работ художника благополучно дойти до наших дней и украсить стринги «русских торгов» ведущих аукционов. Работы рано ушедшего Сапунова сегодня стали большой редкостью. Многочисленные поздние армянские пейзажи Сарьяна пользуются высоким спросом, их активно подделывают, чтобы привести спрос в равновесие с предложением. Работы Кузнецова (как и Сарьяна) попадают к коллекционерам даже через английский Sotheby’s. Поздние акварели Фонвизина периода советского затворничества (работы не символические, а скорее экспрессивные) не являются редкостью в московских галереях. Говорят, что он рисовал несколько листов в день, и лишь очень незначительная часть этого наследия пока обращается на рынке. Отсюда и средняя цена — около 8-10 тысяч долларов за лист. Наиболее ценные с художественной точки зрения ранние дореволюционные работы голуборозовцев сегодня являются довольно большой редкостью, а цены их могут достигать сотен тысяч долларов даже за не самые выдающиеся холсты. Именно эти произведения в силу своей ценности обладают наибольшей привлекательностью для инвесторов. А с точки зрения процентного роста и бюджетная графика может представлять немалый интерес. Впрочем, оценить текущий ценовой рост по этому направлению можно только эмпирически, опираясь на мнения продавцов. Накопленная аукционная статистика голуборозовцев пока не позволяет экспертам рынка выстроить математический ряд и подсчитать динамику ценового индекса, ибо число аукционных продаж слишком мало. Пожалуй, из работ упомянутых художников наиболее часто на торги попадают произведения Сергея Судейкина. Обычно в каталогах бросаются в глаза его яркие театральные гуаши: эскизы декораций с «кукольными» домиками, костюмная графика, фольклорные, почти лубочные сцены. «Ассортимент» неудивителен: в театр Судейкин пришел в конце 1890-х годов. Тогда это была антреприза мецената Саввы Мамонтова — большого поклонника театра, в 1912–1913 году — дягилевские «Русские сезоны». И в Нью-Йорк он попал в составе труппы парижского кабаре «Летучая мышь». Потом — контракты с «Метрополитен-опера», активная работа в декораторском бизнесе. При этом Судейкин не ограничивал себя рамками прикладного искусства, а работал и как станковый живописец. Цены на работы Судейкина прямо зависят от периода их создания. Скажем, гуашь 1919 года «Грузинское кабаре, Тифлис», созданная до эмиграции в «кавказской Швейцарии», была продана в 2005 году на Sotheby’s почти за 300 тысяч долларов. А выполненная в более профессиональной технике, маслом на холсте, но уже «Американская идиллия» стоит в 12 раз дешевле. Гуаши Судейкина с эскизами костюмов и театральными декорациями, в зависимости от качества, находят своих покупателей на мировых аукционах за 12–70 тысяч долларов. За последнюю сумму, к примеру, на Sotheby’s в апреле 2006 года был продан один из эскизов для постановки балета И. Ф. Стравинского «Петрушка» в Метрополитен Опера в сезоне 1924/1925 года. В 2007 году на шведском аукционе Stockholms Auktionsverk натюрморт Николая Сапунова размером 53,5 x 71,5 см был продан за 153,5 тысячи долларов. В конце 1990-х на Sotheby’s эскизы его декораций уходили с молотка за сумму чуть выше трех тысяч долларов. Результаты последних трех продаж работ Сапунова в 2007 году (минимальная цена — 58 тысяч долларов), свидетельствуют о новом ценовом уровне на его произведения. С высокой вероятностью можно предположить, что участники рынка будут ориентироваться именно на этот ценовой диапазон. Инвестиционный потенциал у работ Сапунова весьма высок. Сын богатого землевладельца Мартирос Сарьян из страны не уезжал, не считая ряда ранних путешествий в Египет, Иран и Турцию. Хотя теоретически у него была возможность подумать: в середине 1920-х, в двухлетней творческой командировке в Париже. Вероятно, истинным источником его вдохновения были Восток и Кавказ, потому что из Парижа художник вернулся в Ереван. Яркая национальная романтическая живопись Сарьяна очень узнаваема. В советские годы его пейзажи разошлись на открытках и в журналах миллионными тиражами. А аргументов для претензий к его символизму у власти, очевидно, не хватило, и яркую декоративную работу художника она оценила Ленинской премией. Коллекционеры тоже отдают посильную дань творчеству колориста. Его армянские пейзажи могут стоить и 100, и 200, и 500 тысяч долларов, и гораздо больше. Подтверждение тому — позднее полотно «Армянский пейзаж», проданное в июне 2007 года на Macdougall’s более чем за 610 тысяч долларов. За последний год при продаже работ Сарьяна молоток три раза фиксировал результат выше планки в 600 тысяч долларов. Скорее всего, в 2008 году цены на лучшие полотна Сарьяна преодолеют психологически важную отметку в миллион долларов Петра Саввича Уткина и Николая Петровича Крымова ряд российских коллекционеров считают наиболее значительными фигурами круга «Голубой розы». Оба остались на родине и умерли в России (соответственно в Ленинграде и в Москве), оба оставили богатое художественное наследие, оба в зрелом возрасте преподавали в художественных вузах, передавая свою систему молодым живописцам. Известно, что Уткин до конца жизни оставался последовательным символистом, сопротивляясь тотальной идеологизации советского искусства. В 1920-х годах он был в числе учредителей объединения «Четыре искусства» (туда, кстати, входили и голуборозовцы Сарьян и Матвеев), которое, как считается, выторговало у властей поле для эстетической свободы в обмен на отказ от участия в радикальных художественных проектах. Сказать, что произведения Уткина очень воздушны, декоративны и полны света, — значит сказать лишь общие слова, которые не выражают и доли настроения темпер и масла художника. На мировых аукционных площадках его произведения практически не появлялись: в базе А rtinvestment. ru зарегистрировано всего пять его работ Что в общем-то и понятно. Например, выставлявшаяся на Christies работа «Дизайн архитектурного пейзажа с фонтанами», выполненная гуашью, была оценена в 150–220 тысяч долларов, хотя она и не была продана. Но достаточно один раз увидеть высококлассные работы Уткина, чтобы понять, что на внутреннем рынке стоить они могут любые деньги. Зарубежная инвестиционная статистика по творчеству народного художника РСФСР Николая Крымова не многим более репрезентативна. Крохотные пейзажи, размером с лист писчей бумаги, в 2003–2004 году продавались в диапазоне 2,5–3 тысячи долларов, сегодня это 10–15 тысяч долларов На таком материале логику не построишь. Но одна продажа обращает на себя особое внимание. В декабре 2004 года на шведском аукционе Uppsala среднего размера пейзаж Крымова «Вечер» 1915 года стартовал с эстимейтом 2–2,8 тысячи евро. В результате торгов цена достигла 91 тысячи евро (на тот момент 122,5 тысячи долларов). Такое рекордное несоответствие эстимейту бывает лишь при сильной недооценке конкретной вещи. Зато цена больше похожа на правду. Этому есть еще одно подтверждение. В июне 2007 года на Sotheby’ s было выставлено живописное полотно «Деревенский домик в Тарусе» за 100–120 тысяч фунтов. Несмотря на то что работа не была продана, оценка ей была дана вполне справедливая. Про Крымова известно, что в 1920-е годы он разрабатывал свою систему тона, стараясь передавать цветом не только степень освещенности, но и фактуру предметов. Картины почти всех его периодов есть в Третьяковке. В конце 1920-х — начале 1930-х годов Крымов активно работал для театра, в частности создавал декорации к МХАТовским постановкам. Поздняя живопись «русского парижанина» Николая Милиоти, голуборозовца, члена комитета «Мира искусства», одного из самых ярких художников начала ХХ века, стоит сегодня на аукционах около 30–50 тысяч долларов. Вещи же сопоставимого качества, но созданные в начале 1920-х стоят как минимум вдвое дороже — 80–100 тысяч долларов. Рекорд стоимости произведений Милиоти принадлежит маслу «Праздник любви», проданному в ноябре 2002 года на Sotheby’s за 204 тысячи фунтов. Любопытно, что эту работу новый владелец безуспешно пытался продать в ноябре 2006 года за 400–600 тысяч фунтов. Работ Милиоти на мировом аукционном рынке довольно много (преимущественно поздних), что позволяет инвесторам принять взвешенное решение.
Опубликовано: 27 марта 2010
Просмотров: 4376
Автор: Владимир Богданов
|
|