Нарочитая язвительность Айсмана, имевшая целью безо всяких экивоков обнажить суть дела, явилась очевидной для всех присутствовавших; но куда труднее было разглядеть за этой язвительностью его искреннее желание, несмотря ни на что, верить в жизнеспособность системы. Да, всякий раз, как он видел творящуюся кругом мерзость, он называл вещи своими именами, и все же, эта мерзость не переставала его по-настоящему огорчать и даже шокировать. В тот вечер в Лас-Вегасе в ресторане за столиком рядом с Айсманом случайно оказался весьма респектабельный человек, который, как выяснилось, занимался инвестициями в ипотечные CDO — облигации, обеспеченные долговыми обязательствами. К тому времени Айсман был уверен, что знает о CDO практически все, что нужно знать. Однако, как оказалось, это было не так.

Несколько позже, когда я подсел за столик к Айсману, он сразу же начал горячо объяснять мне, какую роль играют мезонинные CDO. В качестве отступления хочу заметить: первое, что бросается в глаза при общении с Айсманом — это его всегда поджатые губы (когда он молчит). Затем вы обращ5те внимание на его коротко стриженные светлые волосы, причем сразу же складывается такое впечатление, что он делал стрижку сам себе, думая при этом о чем-то совсем другом.

— Понимаешь, какая штука, — сказал мне Айсман, — они ведь построили настоящую адскую машину!

Затем он нарисовал на листке бумаги две башни, символизировавшие различные категории долговых обязательств. Первая башня была составлена из первичных низкокачественных кредитов, располагавшихся друг на друге. На ее вершине находились транши AAA, сразу под ними — транши AA, и так далее, все ниже и ниже, вплоть до самых высокорисковых траншей BBB — как раз тех облигаций, по которым Айсман проводил короткие продажи. Но Уолл-стрит использовала эти транши BBB (худшие из худших), чтобы построить еще одну башню из облигаций: из «самых кошмарных» облигаций CDO. А делалось это потому, что рейтинговые агентства, оценивая горы долговых бумаг, обеспеченных весьма сомнительными кредитами, присваивали большинству из них рейтинг AAA. После этого такие облигации без труда можно было продать инвесторам (в частности, пенсионным фондам и страховым компаниям), которые имели право вкладывать средства исключительно в бумаги с высокими рейтингами.

— Черт побери, у меня просто в голове не укладывается, что такое стало возможным. И, по-моему, за последние два года я уже тысячу раз об этом говорил, — с горечью произнес Айсман.

Его сосед по столику в ресторане Лас-Вегаса руководил фондом со стоимостью активов порядка $15 млрд и работал с CDO, обеспеченными ипотечным траншем BBB; как выразился Айсман, «эти бумаги по сравнению с первичными облигациями были полнейшим дерьмом».

Фонд FrontPoint немало времени посвящал разгребанию навозных куч, поэтому Айсман знал, что соответствующий уровень дефолтов на тот момент был уже достаточно высок, чтобы весь портфель активов этого инвестора вылетел в трубу.

— Полагаю, Вы сейчас переживаете не лучшие времена, — сказал Айсман собеседнику.

— Вовсе нет, — спокойно ответил тот. — Я уже все распродал.

Как выяснилось, получив свои комиссионные, он сбывал облигации другим инвесторам. И хотя он считался «экспертом» по CDO, в действительности его ни в малейшей степени не волновало, какова реальная ценность этих самых CDO.

— Таким образом, он вроде бы как «управлял» облигациями CDO, — говорит Айсман, — но фактически-то чем он управлял? Я был поистине шокирован. Выходило, что люди платили свои кровные некоему «специалисту», который проводил операции с принадлежавшими им CDO — как будто этот дебил и вправду делал для клиентов нечто полезное. Ну ты и сволочь, подумал я, да ведь на самом-то деле тебе же глубоко плевать на твоих инвесторов.

Но волна злости, закипавшей в душе Айсмана, начисто разбилась об искрящееся добродушие его собеседника. Тот не только вполне спокойно воспринял пессимизм Айсмана по поводу CDO, но и углядел в этом пессимизме едва ли не повод для дружбы.

— В определенный момент он произнес фразу, которая стала для меня озарением, — говорит Айсман. — В частности, он сказал: «Знаете, а мне очень нравятся ребята вроде вас, которые играют на понижение на моем рынке. Не будь таких как вы, мне просто нечего было бы покупать!»

И вот тут-то Айсман наконец полностью уразумел, где собака зарыта. До сих пор он заключал сделки с Goldman Sachs и Deutsche Bank относительно бумаг с рейтингом BBB, не понимая до конца, почему же эти фирмы так охотно идут на подобные сделки. А теперь он понял все. В стране было не так много сомнительных заемщиков с безнадежными кредитами, чтобы удовлетворить спрос инвесторов на конечный продукт. И такие вот фирмы заключали с Айсманом побочные спекулятивные сделки для искусственного «размножения» бросовых активов.

Здесь-то и крылось различие между дутой финансовой деятельностью и компьютерным футболом: если при игре в компьютерный футбол вы «подпишете контракт» с компьютерным Пейтоном Мэннингом, тем самым в реальности вы не создадите второго Пейтона Мэннинга и никак не повлияете на фактическое положение дел в Национальной футбольной лиге. А вот когда Айсман приобретал кредитный дефолтный своп, он давал Deutsche Bank вполне осязаемую возможность выпустить новую облигацию, полностью идентичную оригиналу, за одним «небольшим» исключением — эта облигация не предполагала наличия реального покупателя жилья или заемщика. Единственными активами, выступавшими обеспечением подобных облигаций, являлись те самые «побочные спекулятивные операции», которые Айсман и другие, вроде него, проводили с компаниями типа Goldman Sachs. По сути дела, Айсман платил фирме Goldman проценты по низкокачественной ипотеке. А в действительности никакой ипотеки в данном случае вообще не существовало.

- Видите ли, им было мало оравы низкокачественных заемщиков, которые набрали кредитов для покупки жилья, не будучи в состоянии реально себе это позволить, — говорит Айсман. — Тогда они начали делать этих заемщиков из воздуха, за счет этого увеличив свои обороты в сотни раз! Вот почему фактические убытки в итоге оказались настолько огромными, многократно превзойдя объемы реального кредитования. И только в тот вечер я осознал, что этим ребятам нужны были мы, чтобы схема продолжала работать. Я был как громом поражен — неужели закон допускает такое?

Продолжение следует.

Перевод: Сергей Сурин